Царь, один из центральных образов в греческом мифотворчестве. Первые цари и правители первых царских династий представляются нередко правящими в золотом веке. Царь золотого века входит в более широкий комплекс представлений о добром царе, магически обеспечивающем благополучие племени. Так, у Гесиода справедливость царя гарантирует богатый урожай, обилие меда в дуплах у пчел, густую шерсть у овец и даже то, что дети рождаются внешне похожими на своих отцов. И если царь не корыстолюбив, то люди рождаются и живут долго, дети не умирают, в стране нет уродов, и все посеянные семена всходят. Беззаконный правитель обрекает народы на истребление, на голод, чуму, моровую язву и т.п. Таковы, например, действия Эдипа, навлекающие несчастья на фиванский народ (Гесиод, Труды и Дни, 225-229).

Гомеровские поэмы — наши древнейшие исторические источники, касающиеся эллинства, — знают только одну форму государственности: царство с центральной личностью царя (Базилевс, βασιλεύς; собственно Базилия, βασιλεία есть царское достоинство, царский сан, царская власть), около которого группируются все остальные элементы государства. Царская власть в древних героических эпосах Илиада и Одиссея показана вполне сформировавшейся. Происхождение древнейшей царской власти в Греции неопределимо; не помогает и спорная, недостаточно выясненная этимология слова βασιλεύς (водитель народа или стоящий на камне — обе производные слова одинаково сомнительны). Можно предположить, исходя из функций гомеровского царства и из спартанских пережитков, что царская власть вышла из предводительства вооруженным народом или племенем в его завоевательном движении и что ослабление этого элемента в жизни Греции повело за собой и ослабление власти царя. Как бы то ни было, исконная форма царской власти в Греции абсолютно лишена главнейших признаков восточного абсолютизма: царь отнюдь не бог и еще менее собственник государства, отнюдь не нечто несоизмеримое со всеми остальными частями государства. Уже в Илиаде царь скорее является магистратом, носителем народной суверенности и народной воли, чем воплощением божественной и государственной суверенности на земле.

Царская власть в Илиаде — отражение власти верховного бога; Зевс дает царю силу, богатство и славу, на которых основана власть царя; особая милость Зевса часто вызывается тем, что цари так или иначе имеют его своим родоначальником. Властвует, однако, царь не произвольно, а на основании известных неписаных условий (έπι ρητοΐς γέρασι), носителями которых являются, кроме него, члены его совета и весь народ. Царская власть сосредоточивается в руках одного лица; деление власти между несколькими носителями не обычно и порицается (ούκ άγθόν πολυκοιρανίη), хотя эволюция очевидно двигалась по этому пути. Царство наследственно и переходит от отца к сыну. Все функции жизни страны сосредоточены в руках царя: он предводитель войска, он радетель за народ, он же верховный судья, поскольку суд в это время есть государственная функция. На войне власть его, вероятно, сильнее, чем в мирное время; вряд ли вне войска и войны царь мог сказать про себя: παρ' γάρ έμοί θάνατος (Аристотель, Политика, III, 1285). Неясно также, от него ли исключительно зависело начало войны или этот вопрос решался совместно с геронтами и народом. Кончить войну так или иначе зависело от царя, хотя делалось это после предварительного сообщения народу, то есть войску, и, конечно, не наперекор его настроению. Руководительство военными действиями принадлежало царю; от его доброй воли зависело, следовать или нет советам его ближайших соратников. Принципиальное отличие царя Илиады от вавилонских или ассирийских властителей особенно ярко сказывается в том, что территория государства ему отнюдь не принадлежит. Он может отдать другому часть своей власти, но не часть государства. Сам он получает вместе с властью только часть государственной территории (τέμενος), доходами с которой покрывает свои издержки на представительство в отношениях государства к богам и людям. В последнем случае он, вероятно, мог требовать помощи от народа и сверх доходов со своего τέμενος.

Зависимость царя от общины сказывается и в том, что нет нигде в поэмах указания на определенные подати в его пользу. Мы знаем только об определенной плате за известные его действия: как военачальник, он имеет право на часть добычи, как представитель народа перед богами — на лучшую часть жертвы, как судья — на подарки тяжущихся (δώρα, δωτΐναι, θέμίστες). Рядом с этим у царя имеется личное имущество (άγρος), благодаря которому он, вероятно, и мог поддерживать свое первенствующее значение в государстве. Величина этого личного имущества зависела в значительной мере от силы государства; нередко цари владели целыми городами и были настолько богаты, что могли выстраивать себе великолепные крепости и дворцы, подобные микенским и тиринфским, если не считать последние показателями большей силы царской власти в догомеровское время. Царь не стоит одиноко в государстве: таких, как он, среди народа немало — он только выше их скорее количественно, чем качественно. Так, по крайней мере, смотрит на себя тогдашняя аристократия, фактическая мощь которой, основанная на экономическом превосходстве, выражается в том, что царь фактически не может обходиться без ее содействия ни в одной из исполняемых им государственных функций. На войне богатая аристократия предводительствует отрядами и несет на себе тяжесть сражения, выезжая на своих колесницах во фронт войска; за это ей достается, наряду с царем, лучшая часть добычи. В сношениях царя с народом знать (ήγήτορες, μέδοντες, γέροντες) выступает и за, и против царя и влияет этим на настроение массы. Ввиду этого царь старается не обходиться без совета лучших; знать часто приглашается к нему для обсуждения, за едой и питьем, всех более важных вопросов (βουληφόροι). Наиболее ярко сказывается связь царства с аристократией в известной сцене суда в гомеровской Илиаде (XVIII, 503-505). Спорящие состязаются не перед одним царем, а перед всеми геронтами; каждый из геронтов имеет и высказывает свое мнение. Судебной инициативы и права уголовного суда царь не имеет, так как в данный культурный период все это стоит вне рамок государства. Раз царь не собственник государства и поэтому не имеет притязаний на доходы его, то есть на подать с населения, сама собой устраняется возможность существования чиновничества, личных агентов царя. Он имеет слуг и рабов, но не как царь, а как частное лицо; еще менее могут быть названы чиновниками добровольные его приближенные, его θεράποντες. Герольды (κήρυκες), как и царь, несут общественную функцию и потому, как и он, выступают со скипетром в руках.

Позднейшие части гомеровского эпоса Илиады и Одиссеи дают несколько иное представление о царской власти; она слабеет, крепнет аристократия. Теперь уже вся аристократия претендует на имя βασιλήες; повторяются случаи деления власти (например, на острове Схерия) между рядом царей; возможен переход власти вне семьи законного ее носителя; нести обязанности терапонта у царя уже не так почетно. Подготавливается, таким образом, переход к аристократии и олигархии, вызванный, вероятно, не столько вырождением царей и их тираническими стремлениями, как конструирует греческая теория в лице Платона и Аристотеля, сколько общей эволюцией греческой государственности. Чем индивидуальнее становится жизнь Греции, чем более сосредоточивается она в ряде мелких городов-государств, чем теснее становится связь каждого гражданина со своей πόλις, тем меньше шансов у царя удержаться у власти. Для монарха необходима дымка отдаления; абсолютизм несоединим с условиями жизни в стенах одного небольшого города-государства. Насильственно или мирно совершился переход от царства к магистратуре, низведение царей в положение выборных и срочных магистратов или даже жрецов с определенной ограниченной компетенцией — мы не знаем; известно только, что процесс этот совершился везде и закончился приблизительно к VI веку до нашей эры. Только Спарта удержала царство в форме, в высшей степени характерной для оценки всей позднегреческой царской власти.

В Спарте издревле были два царя, которые оба считались Гераклидами, но вряд ли действительно принадлежали к одному роду. Как ни объяснять происхождение этого двойного царства, ясно, что уже в нем лежало некоторое ослабление царской власти. В основных своих чертах спартанская царская власть совершенно повторяет власть царей, изложенную Гомером. Она наследственна от отца к сыну, причем, сыну, рожденному во время царствования отца, отдается предпочтение перед первенцем или старшим. В случае отсутствия сыновей наследует ближайший агнат. Функции царей те же, что и в эпоху Атридов: "цари были советниками и судьями народа в мирное время, предводителями войска на войне и представителями государства в сношениях с богами" (Шуман, Греческие древности, I, 232). В принципе все эти права оставались за ними во все время существования Спарты, но в действительности все они были сведены на нет отчасти герусией, отчасти народным собранием спартиатов, больше же всего — эфоратом. В своем консерватизме Спарта была последовательнее других греческих государств: она сохранила не только имя и сакральные функции царя, но и царскую власть, только связав ее на деле по рукам и по ногам. Герусия сделалась по отношению и к царям, и ко всем гражданам высшей судебной инстанцией; она же отрезала царей от народного собрания, получив право предварительного обсуждения всех предложений, делаемых народу; народ один теперь имел право решать все споры о преемстве царей, о войне и мире, о договорах с иностранными общинами; наконец, эфоры своим верховным контролем совершенно уничтожили свободную инициативу царей. Как ни смотреть на эфорат — как на постепенно усилившихся, первоначально назначавшихся царем судей или как на магистратуру революционного оттенка — ясно одно, что каждый шаг царей и в мирное время, и на войне связан был наблюдением эфоров, угрозой замечания, штрафа и суда герусии. Это право наблюдения в связи с правом созыва народного собрания и герусии отдало эфорам всю полноту исполнительной власти, принадлежавшую до тех пор царям. Результатом развития царской власти в Элладе и большинстве колоний было, таким образом, то, что цари как таковые или совсем прекратили свое существование, или существовали в виде мертвого пережитка. Фактически их власть перешла к выборной и срочной магистратуре, монархический характер которой в большей или меньшей степени сгладился. Монархическая подкладка магистратуры города-государства не раз, однако, прорывалась, выливаясь в новую форму экстраординарной магистратуры — тирании или эсимнетии.