Рамаяна

Часть первая

Было одно обширное и роскошное царство, плодородное, цветущее, богатое всеми произведениями земли и сокровищами подземелья. Зернового хлеба, плодов, скота всякого рода множество. В этом царстве был огромный и великолепный город. Его широкие улицы орошались водою; нигде ни пылинки. На базаре - бесчисленное множество купцов, в лавках - груды драгоценных товаров. По улицам тянулись огромные и прекрасные здания. Внутри города многочисленные цветники, сады, ручьи и фонтаны дарили его обитателям жизнь и свежесть. Кругом - огромные и глубокие непроходимые рвы. Внутри города было множество колесниц, лошадей и слонов, множество арсеналов, наполненных всякого рода оружием - булавами, стенобитными машинами, оружием, убивавшим вдруг по сто человек. Купцы, вестники, путешественники, жители города - мужчины и женщины бесчисленными толпами двигались по широким улицам и богатым базарам; шум, говор, деятельность, жизнь.

В этом городе жил царь Дасарата, царь ослепительно-блистательный, равный четырнадцати богам, сильный в трех мирах, зоркий, как орел, могучий, неодолимый в боях, укротитель своих чувственных желаний, самая твердая из твердынь справедливости, любовь и щит поселян и горожан, отлично знавший Веды с их объяснениями, святой царь.

Всего у него было много - и хлебных запасов, и всякого богатства: одно было у него горе, которое снедало его сердце: хотя, по законам края, у него было три жены, но не было сына, которому бы он мог передать в наследство и свое царство, и свое имя, и свое богатство, и свою славу.

Однажды он долго сидел в задумчивости и горевал, и вот наконец пришло ему на ум: “Отчего бы мне не совершить большего жертвоприношения? Может быть, это избавило бы меня от горя”. Вот он велел воздвигнуть жертвенник, велел принять все меры для отвращения злых гениев, препятствующих совершению священных обрядов; пошел к самому святому брамину, с почтительностью, которой требовало приличие, пал перед ним на землю и просил его совершить жертвоприношение. Убили таинственного копя; положили на жертвенник, прочли установленные молитвы и зажгли костер. Когда запылало пламя и стало пожирать жертву, царь Дасарата с одною из своих жен подошел к жертвеннику и понюхал священного дыму. Вдруг из пламени священного огня, во всем подобное этому пламени, поднялось необычайное существо, блиставшее чудным блеском, высокое, как высокая гора; глаза у него были ярки, как у льва, грудь могуча, как у льва, голос гремел, как бурная грозовая туча. Призрак держал, крепко прижимая к своей груди, закрытый чудесный золотой сосуд; сосуд был наполнен небесным напитком. - Брамин, - сказал призрак, - я - одно из воплощений верховного владыки всех созданий, возьми у меня этот сосуд и передай его царю Дасарате.

- Дай ты сам, - сказал брамин призраку. Призрак, обращаясь к царю, сказал:

- Великий государь, я с удовольствием вручаю тебе этот напиток, составленный из бессмертных соков; прими его ты, радость своего рода! Царь наклонил голову, взял драгоценный сосуд и сказал:

- Повелитель, что мне делать с ним? - Царь, - сказал призрак, - в этом сосуде заключается счастье, которого ты желаешь, которое было целью твоего благочестивого жертвоприношения. Возьми его ты, лучший из людей, и дай пить из него твоим целомудренным супругам. Этот напиток дает здоровье, богатство и желанное счастье женщинам. Сказав это, чудный призрак исчез так же мгновенно, как мгновенно явился. Царь в восторге пошел на женскую половину к своим женам, разлил напиток на четыре части, 2/4 дал выпить первой жене, 1/4 второй жене, третьей жене дал было только 1/8, но потом подумал и дал допить остальной напиток. От трех жен у царя было четверо сыновей; от первой, Каосалии - Рама, от второй, - один сын, от третьей - два сына. Из них замечателен Лаксмана. Все эти царские сыновья были несравненной красоты, несравненного мужества, несравненных добродетелей, несравненной силы, способные владеть луками громадных размеров. Царь Дасарата, окруженный такими удивительными сыновьями, блаженствовал, как блаженствует Брама, окруженный богами. Рама и Лаксмана с самого детства так горячо, так нежно полюбили друг друга, что были неразлучны и готовы были отдать душу друг за друга. Рама же был любим и всеми подданными царя Дасараты. Самое имя его значит “любовь, радость людей”. Один отшельник, великий праведник, святой (Висвамитра) пришел в город к царю Дасарате, чтобы посмотреть на него, и говорит: - Царь, если ты хочешь прославиться, сохранить справедливость в мире и верить словам моим, защити меня от злых гениев (Ракшасов).

Надменные до ослепления своею силою, своим мужеством и тайнами волшебства, они препятствуют мне совершать священные жертвоприношения. Я должен совершить такое жертвоприношение через десять дней. Дай мне в защитники твоего Раму. Он прогонит их, он побьет их, твой удивительный сын.

Царь Дасарата с любовью поцеловал в голову своего сына и отдал его с неразлучным другом Лаксманом святому отшельнику. Только Рама пошел к святому отшельнику, вдруг повеял тихий, сладостный ветер, не поднимая ни одной пылинки; с неба дождем посыпались цветы, в вышине раздались гармонические голоса, звуки и гром небесных инструментов. Рама взял лук, колчан, меч и обернул пальцы левой руки кожей. То же и Лаксмана. Придя на берег реки, святой муж сказал ласково Раме:

- Милый мой Рама! Облей себя водой, по нашим отшельническим правилам, я сообщу тебе две науки - знание Могущества и знание Выше-Могущества. С этими двумя знаниями ты будешь непобедим и невредим. При божественных свойствах твоей природы ты силою своей благородной воли, пользуясь этими двумя знаниями, разовьешь свои добродетели до высочайшего совершенства. Эти знания - дочери верховного прадеда всех созданий.

Рама исполнил приказание праведника и получил откровение двух знаний - Могущества и Выше-Могущсства.

Братья и друзья - Рама и Лаксмана - после этого пошли с: святым отшельником дальше, заходили в разные убежища других святых отшельников, пользовались самым ласковым гостеприимством, наслаждались чудными рассказами, из которых особенно занимателен следующий рассказ о ста добродетельных дочерях одного добродетельного царя.

Все эти царевны были необыкновенные красавицы. Однажды они, в роскошных одеждах, в цветах, в золотых кольцах и браслетах, в ожерельях из драгоценных камней и жемчугов, сами - прекраснейшие цветы, жемчужины и драгоценности земли и неба, бегали, играли, шутили, смеялись и пели в роскошнейшем саду, в упоительном аромате нежно дышавшего им в лицо скромного, застенчивого воздуха, в прохладе густотенных благоухающих деревьев и ропщущих фонтанов, водопадов и ручьев. Бог-Ветер, который всюду носится, всюду проникает, увидел прекрасных девушек, остановился, притих и начал шептать им сладким голосом:

- Милые девушки, вы так очаровательны, что я каждую из вас хотел бы взять за себя замуж. Скажите, которая из вас пойдет за меня; я бог и сделал бы ее бессмертною.

Девушки захохотали:

- Как же, - сказали они, - поверим мы ветреным словам! Лети дальше.

Ветер осердился, рассвирепел и, схватывая и крутя каждую из них, ломал почти пополам. Обезображенные, опечаленные, они со слезами и воплем прибежали к отцу и рассказали о своем несчастии.

Отец погоревал вместе с ними, но в утешение прибавил:

- Вы поступили прекрасно, что не поверили ни обманчивым ветряным словам, ни ласкам; а о замужестве не беспокойтесь; замуж выйдете, когда придет время; для царевен мужья найдутся. И действительно нашлись, и очень скоро: царевичи, привлеченные добродетелями их отца, появились из разных стран просить их себе замуж, и как только царевны протянули им свои руки и коснулись их рук, то мгновенно сделались такими же стройными, величавыми и грациозными, какими были прежде.

Среди таких поучительных историй братья-герои шли со святым мужем все дальше и дальше в тайные, только отшельникам доступные глубины лесов. Наконец Рама, длиннорукий герой, буйвол и тигр между людьми, сказал:

- Святой истязатель плоти, укротитель страстей, муж возрожденный, скажи, где нам с братом ждать появления злых демонов, чтобы истребить их?

- С этого дня, Рама, - отвечал отшельник, - когда я начну делать приготовления к совершению жертвоприношения, ты не должен спать шесть ночей.

- Хорошо, - сказал Рама, взял в руки лук и стал и стоял, не смыкая глаз, не произнося ни одного слова, неподвижный, как ствол дерева. То же сделал и Лаксмана.

Вот прошло шесть дней. Великодушные отшельники воздвигли жертвенник, облили его очищенным коровьим маслом, начали петь гимны и совершать жертвоприношение по установленным правилам. Пламя охватило жертвенник. Вдруг в воздухе раздался ужасный шум, как будто налетела черная туча и забушевала гроза. Полился кровавый дождь, появились тучи демонов, ночных бродяг, и кинулись на убежище святого отшельника. Рама натянул свой огромный лук и, нисколько не возмущаясь гневом, пустил стрелу, известную под названием Стрелы человека, попал прямо в грудь одному из главных демонов; стрела унесла его до пределов океана, и демон рухнул, как гора. Пустил Рама другую стрелу, известную под названием Стрелы огня, поразил другого демона прямо в грудь, и он мертвым повалился на землю. Пустил Рама третью стрелу, Стрелу ветра, и побил всех остальных демонов, ночных бродяг. Висваматра, совершеннейший и святейший отшельник и все другие отшельники окружили Раму, осыпали его похвалами, поздравлениями, подарками.

- Я доволен тобою, длиннорукий герой, - сказал наконец Висвамитра, - ты хорошо исполнил мое заповедное слово, слово твоего повелителя; это совершенное убежище будет теперь еще совершеннее.

Рама и Лаксмана переночевали там, встали на другой день чуть свет, поклонились восходящей заре и за Висвамитрой пошли дальше. Вот приходят они в царство царя Джананка. Царь, узнав, что к нему пришел такой святой, как Висвамитра, поспешил к нему навстречу со множеством браминов. Царь обратился к Раме, выражая свою радость, что руководителем ему служит бесконечно-блистательный, могущественный, по своим совершенствам уму человеческому непостижимый отшельник.

- Выслушай, мужественнейший Рама, историю Висвамитры. Ты увидишь, какой это блистательный муж, сколько в нем непобедимой энергии, до какой степени он способен погружаться в сущность божества.

Некогда на всей земле царствовал только один царь (Куса). Одним из потомков его и есть блистательный Висвамитра; Висвамитра управлял царством бесчисленные мириады лет и был воплощенной справедливостью. Однажды, собрав многочисленное войско, Висвамитра отправился по своей земле: проходя через реки, горы, леса и города, он пришел в одно чудное убежище пустынников; многочисленные деревья красовались цветами и плодами; везде спокойно бродили стада безвредных животных. Пустынники, блиставшие, как огонь, питались только водой, воздухом, обвалившимися листьями, корнями деревьев и плодами. Увидев главного отшельника (Вашисту), Висвамитра пришел в неописанный восторг и почтительно ему поклонился.

“Милости просим”, - сказал отшельник и попросил садиться царя всей земли. Царь всей земли спросил отшельника, благополучно ли горит его священный огонь, благополучны ли его ученики и деревья. Так же спросил царя и отшельник. У обоих было все благополучно, и в воде, и в огне, и в деревьях, и в зверях безвредных, и в людях. Хозяин и гость были в полном наслаждении от мудрых разговоров.

Наконец блаженный Вашиста, улыбаясь, сказал Висвамитре: “Могущественный монарх! В доказательство моего гостеприимства, позволь мне дать пир твоему войску и тебе, безгранично-великий!”

“Блаженный, - отвечал царь, - я уже насладился им, ты дал мне все, что у тебя есть: плоды, коренья, воду, чтоб обмыть мне ноги, воду, чтобы выполоскать рот, и счастье - созерцать твой святой образ. Позволь мне удалиться, блистательный отшельник; напутствуй меня взглядом участия и любви!”

Но блистательный отшельник начал уговаривать безграничного монарха остаться; уговаривал, уговаривал и наконец уговорил. Обрадовавшись этому, блаженный отшельник, благородный бык между отшельниками, кликнул свою сверхъестественную корову, которая давала все и всякому, чего он только пожелает.

“Ступай сюда, божественная, скорей, скорей и слушай, что я скажу тебе: я хочу угостить мудрого царя и всю его армию самым роскошным образом; давай им все, чего они пожелают”.

И чистая, и прекрасная, как небо, корова стала давать гостям, каждому по желанию - сахарный тростник, соты меду, поджаренные зерна хлеба, горы вареного рису, творогу, напитки крепкие, напитки сладкие шести самых нежных, самых тонких, приятнейших вкусов. Гости ели кушанья, пили вина и напитки, сосали и лизали лакомства - были довольны все - и царь, и начальник его браминов, и войско, и министры, и советники, и слуги, и лошади, и слоны.

“Брамин, - сказал царь весело, - ты нас так накормил и напоил, что лучше этого и быть ничего не может; теперь послушай, что я тебе скажу: отдай ты мне свою небесную корову; я за нее дам тебе сто тысяч коров. Ведь она жемчужина, а жемчуг, ты знаешь, по праву принадлежит государю, которому принадлежит государство”. “Нет, царь, ни за какие миллионы, ни за какие миллионы миллионов, ни за какие горы серебра не отдам я этой коровы. Как мне расстаться с нею? Я был с нею неразлучен всю жизнь, она давала мне и пищу, и питье, давала все, что необходимо для жертвы богам, теням предков, очищенное масло для священного огня, хлебные семена для разбрасыванья по земле и по воде в знак милосердия ко всем созданиям. Эта корова - моя жизнь, моя радость, моя сила, моя мудрость. Нет, царь, ни за что я не отдам ее!

“А! Когда так, - сказал царь, - так я возьму ее даром!” И царь велел солдатам схватить и увести ее. Солдаты схватили и повели ее. Корова тоскует, корова плачет и думает: “Что ж это такое! За что ж такой всевеликодушнейший, вседобрейший отшельник покинул меня? Чем я перед ним провинилась! Я неотступно была при нем, я с преданностью служила. Нет! Нет! Я не расстанусь с ним!” Она застонала, рванулась, помчалась, как ветер, прибежала к отшельнику, пала к ногам его и, рыдая, стала умолять: “Блаженный сын Брамы! Не покидай, защити меня, ведь известно, что сила брамина сильнее всякой силы воина, хотя бы то был царь. Прикажи мне, блистательный отшельник, истребить войско и посрамить гордость несправедливого царя!”

“Ну, хорошо, - сказал отшельник, - истребляй”. Небесная корова издала оглушительный рев и вот, как молоко, полились из нее бесчисленные толпы воинов; начинается ужасная битва; побьет царь одних коровьих воинов, она дает еще больше других, побьет этих, являются новые коровьи полчища, еще и еще. Наконец все царское войско побито, побиты пехотинцы, побиты всадники, побиты те, кто сражались на колесницах, побиты лошади и слоны; остались только сыновья царские; они в исступлении гнева бросились на отшельника; но он только дохнул на них и своим дуновением в одно мгновение пожег их и превратил в пепел. Остался только один сын. Царь смирился духом. “Худо дело, - думает он, - я теперь как змей, у которого повыдерганы зубы, как птица, у которой обрублены крылья, как море, в котором вода высохла до капли, как солнце без света”. И он почувствовал презрение к самому себе, отдал царство своему от побоища уцелевшему сыну, а сам ушел в самый дикий, густой и мрачный лес, чтобы там, в немом молчании, в молитве, в изнурительном посте, в мучительных истязаниях плоти заслужить милость божества Магадевы, и через много-много лет заслужил ее: Магадева явился к нему и сказал: “Царь! Довольно: не тирань себя больше, скажи, чего тебе хочется, я все могу сделать и все для тебя сделаю”.

Царь пал на колени перед божеством Магадевой и сказал: - Если я тебе угоден, дай мне четыре небесных лука со всеми их чарами, которые употребляют боги и злые демоны.

- Возьми, - сказал Магадева и улетел на небо.

В восторге гордости и мести, знаменитый царственный святой Висвамитра подошел к убежищу совершеннейшего из отшельников и начал пускать мистические стрелы, и вдруг страшное, необъятное пламя охватило весь лес отшельнического убежища, в один миг истребило его, и стало это святое место безгласною, немою пустыней.

“Не бойтесь, не бойтесь, не бойтесь, - закричал своим братьям отшельникам блистательный пустынник, - я в сей миг уничтожу силу Висвамитры. Висвамитра! - крикнул он ему, - ты сделал злое дело; погибни!”

Сказав это, он прикоснулся браминским жезлом к огненным стрелам Висвамитры - царя-пустынника, и стрелы потухли в тот же миг.

Висвамитра ужаснулся и воскликнул: “Горе мне! Да, я вижу, сила касты воинов - ничтожна; вся сила в воле брамина; добьюсь же я этой силы, достигну высоты браминской касты”.

Сказав это, он далеко швырнул от себя мистические стрелы лука, и пошел со своей женой в неисходное лесное уединение, питался только кореньями и плодами, морил себя голодом, истязал всевозможными истязаниями беспрерывно, целую тысячу лет. Тогда явился ему бог Брама и говорит:

“Висвамитра! Перестань; довольно: ты своим постничеством, умерщвлением всех чувственных страстей и желаний возвысился до высшей ступени, которой только достигали святые цари”.

Сказав эти ласковые слова, верховный владыка миров оставил воздушные пространства и скрылся в беспредельности неба. Висвамитра же начал думать о том, что сказал ему Брама; думал, думал, и ужасная тоска овладела его сердцем.

“Что ж это! Я столько лет себя мучил и заслужил только имя святейшего из святых царей; нет, не то мне нужно; я хочу быть святейшим из святых браминов, и буду”.

И вот он снова стал предавать себя новым неслыханным мукам. В это время случилось такое происшествие: одному царю необходимо было принести в жертву человека. Вот он обращается к одному бедней тему брамину и говорит: “Дай мне одного из своих трех сыновей, чтобы принести его в жертву богам; я тебе дам за то сто тысяч коров”.

“Я ни за что не отдам старшего сына”, - сказал отец.

“А я ни за что не отдам младшего”, - сказала мать.

Средний, который слышал это, сказал с грустью: “Значит, царь, меня отдают тебе; так и быть: веди меня поскорей отсюда!” Царь обрадовался, что может совершить необходимое великое жертвоприношение, дал сто тысяч коров брамину и повел с собою его сына. Был полдень. Знойное солнце палило. Лошади царя утомились; вот сверкнуло и повеяло свежестью огромное пустынное озеро. Царь остановился, чтобы отдохнуть самому и дать отдохнуть лошадям. Несчастный юноша, изнуренный и дорогой, и усталостью, и зноем, убитый печалью, увидел, что туг убежище Висвамитры, побежал к нему, припал к его ногам и стал умолять: “Святой муж! У меня нет ни отца, ни матери, ни родных, ни друзей; отец и мать меня покинули, меня продали. Спаси меня, святой отшельник!”

Слезы и мольбы несчастного тронули суровую душу отшельника.

“Хорошо, - сказал он, - затверди хорошенько таинственную молитву, которой я научу тебя, и когда уж совсем соберутся приносить тебя в жертву, ты произнеси ее; увидишь, что будет”.

Юноша жадно слушал таинственные слова своего спасения и твердил, все твердил их. Привели его па место кровавого жертвоприношения, костер уж готов и смертный столб вкопан в землю, и огонь раздувают. Взяли юношу, повели, прикрутили руки, ноги, стан и шею к столбу; жрец вынул нож; несчастный хотел произнести молитву; по ни одно слово из мыслей души его не выходило на язык... Вдруг как будто чья-то другая могучая душа сошла в его душу, и он не заговорил, а запел таинственные слова громко-громко и таким чудным голосом, что верховный бог небес, Индра, очаровался этим гимном и спас юношу. Вот какой был Висвамитра и какие таинственные слова знал он! И все он еще постился, все истязал себя, чтобы приобрести могущество святейшего из браминов. Это продолжалось многие тысячи лет.

Боги, которые строго следили за тем, какую силу приобретает его постническая жизнь, пришли к нему, и сам Брама вторично говорит: “Довольно, Висвамитра, ты уже совсем свят; если тебе угодно, ты можешь прекратить свою отшельническую жизнь”, - и говорил это Брама самыми кроткими, нужными, ласковыми словами: по Висвамитра и тут не послушался и снова много-много тысяч лет истязал себя.

Но вот однажды в его убежище тайным путем прокралось лукавое очарование, которое заставило его забыть о небе и приковало к земле, и он не помнил, как прошло десять лет; десять лет показались ему одним мгновением. Наконец душа его зароптала: он почувствовал, что ум его стал тускнеть, знания гибнуть, гордая воля ослабла; он вознегодовал, ожесточился против самого себя и стал снова на путь беспощадного покаяния: и стоял опять тысячу лет, ни на что не опираясь, на цыпочках одной ноги, подняв руку, неподвижный, как ствол дерева; он питался ветром небесным; солнце его жгло, зимние дожди мочили; он спал весь в воде, мучил себя нещадно и еще готов был мучить себя без конца.

Боги испугались такого совершенства отшельника; и задумали они послать к нему новое, еще более чарующее искушение: раз слышит он - поет упоительно-сладко соловей и голос упоительней соловьиного; какой-то чудный аромат наполняет все его существо, нежит душу и мутит мысли. Многотысячелетний отшельник пошатнулся было опять к земным наслаждениям от небесных, но в тот же миг спохватился и разрушил и предал проклятию очарование. Боги поскорей в испуге провозгласили его достигшим высшей ступени совершенства между совершеннейшими святыми браминами.

“Висвамитра достиг своей цели, и я преклоняюсь перед ним, путеводителем вашим, Рама и Лаксмана”.

Так говорил царь Джанака, у которого гостили братья и Висвамитра. На другой день, когда заря только зажгла свой чистый свет, царь Джанака пришел к Висвамитре и Раме, отдал им почтение по всем правилам, изложенным в книге благопристойностей и сказал: - Приветствую тебя, великий отшельник! Скажи, что мне для тебя сделать? Почти меня, твоя святыня, выражением твоей воли: я - раб твой! - Царь, - отвечал Висвамитра, - эти герои, знаменитейшие в целом мире, очень желают видеть божественный лук, который ты хранишь у себя благоговейно. Когда ты покажешь им это чудо, требуй от них, чего пожелаешь.

Царь Джанака показал им небесный лук и сказал:

- У меня есть дочь, украшенная всеми добродетелями и очаровательнее всех богинь. Имя ей - Сита. Вот ее происхождение: раз я опахивал кругом жертвенник, смотрю и вдруг вижу - в борозде, мною только пройденной, лежит прелестная девочка. Это и была она. Я решил отдать ее замуж самому могучему из государей. Вот государи стали съезжаться со всех стран. Чтобы узнать, кто из них сильнее всех, я предложил им стрелять из божественного лука, царя луков: но ни один из них не мог поднять его. Если Рама его поднимет, тогда я отдам ему руку Ситы.

Сказав это, Джанака приказал своим советникам привезти его; восемьсот человек самых рослых и здоровенных едва смогли поднять исполина, положили на восьмиколесную колесницу и привезли. Рама одною рукою поднял царя всех луков, улыбаясь, навязал тетиву, стал натягивать и так согнул, что лук переломился по самой середине. Кругом стояло бесчисленное множество народу. Ломаясь, лук треснул так, как будто обрушилась гора, или раздался страшный гром. Все в ужасе попадали на землю. Устояли только Висвамитра, царь Рама и Лаксмана.

Когда все оправились от ужаса и встали с земли, царь Джанака, подняв руки в виде чаши, сказал Висвамитре:

- Блаженный отшельник, не один раз и много слышал я о Раме, но такого удивительного дела я не видал никогда. Я отдаю ему в супружество дочь мою, вот эту прекрасную Ситу, которая мне дороже самой жизни.

Отправили тотчас послов к царю Дасарате просить его в гости к Джанакс. Дасарата приехал со всеми родственниками, с войском, со слугами и домашним жрецом. Братьям Рамы от других жен его отца царь Джанака предложил в супруги трех других своих дочерей. Они были прекрасны, и предложение было с любовью принято. Приготовили жертвоприношение, прочли благословенные молитвы и совершили бракосочетание четырех сильных, мужественных принцев с четырьмя принцессами, блиставшими, как пламя огня. В минуту бракосочетания с неба, как проливной дождь, посыпались зерна хлеба и цветы; в воздухе раздались звуки разных небесных инструментов и голосов: боги пели, богини танцевали.

В приданое за принцессами были даны шерстяные ковры, меха, мягкие шелковые платья и другие разноцветные одежды; множество драгоценных камней, всякого рода колесниц и четыреста тысяч прекрасных коров, сытых, тучных, лоснящихся - подарок особенно дорогой, целую армию, несколько тысяч служанок с тяжелыми золотыми кольцами на шеях, десять тысяч фунтов золота в слитках и в работе.

Цари распрощались; царевичи с женами поехали в отеческую землю. Вдруг с левой стороны царя пронеслась стая зловещих птиц, накликающих несчастье; зато с правой стороны для уничтожения их злого влияния промчалось стадо газелей.

Поднялась ужасная буря, взметая тучи песка и потрясая землю. Солнце потемнело и похолодело. Все обезумели от страха, только не обезумели - жрец (Вашиста), Рама и Лаксмана. Буря утихла. Царевичи со своими прекрасными женами поехали к отцу своему, царю Дасарате. Задолго до столицы по пути развевались, как цветущий лес, разноцветные знамена; дорога была полита водой, вся усыпана цветами; гремела музыка на всевозможных инструментах; царская улица была затоплена горожанами, и все смотрели на царя, как на свое солнце. Жены царя, все стройные, очаровательные с самою внимательною вежливостью встретили новобрачных. И они стали жить со своими прекрасными, молодыми, мужественными мужьями в здоровье, роскоши, в счастии согласия и под солнцем любви.

По прошествии некоторого времени сын одной из жен царя Дасараты, Бгарата, отправился повидаться со своим дедом. Дасарата дал ему наставления - мудрые уроки, как жить, особенно советовал собирать, как амброзию, слова святых мужей - браминов.

- Ведь они были богами, - говорил Дасарата, - жили на небе, и высшие боги послали их к нам, чтобы они были богами земли, нашего человеческого мира и освещали жизнь всех созданий.

Бгарата отправился в путь с братом своим Катругной.

Оставшись при отце, Рама блистал своими прекрасными свойствами, как полная луна, как осеннее солнце. Правдивый, честный, благородный, верный своему слову, постоянный, как земля, великодушный ласковый, он был любим всеми. Царь Дасарата все это знал, все это видел и начал думать:

- Надо, непременно надо мне провозгласить его моим наследником и возвести на престол, и тогда я спокойно переселюсь на небо.

Отгадав эту мысль царя Дасараты, псе благоразумные люди - брамины, царские советники, горожане и сельские жители - собрались, поговорили между собой, отправились к царю Дасарате и стали его просить передать престол Раме. Царь притворился, будто это его удивило и говорит:

- Что это вы вздумали желать, чтобы я отдал корону Раме? Разве я уж так стар, что не могу больше со всею справедливостью управлять землею: ведь мне лишь несколько сот лет.

Все осыпали царя Дасарату блистательными похвалами, назвали его даже богом между людьми, а все-таки просили, чтоб он возвел Раму на престол; а этого и желало сердце Дасараты. Послали за Рамой в его дворец. Его привезли на великолепной колеснице. Царь ждал его, окруженный своими подданными королями Востока, Запада, Севера и Юга. Рама подошел к отцу, сложил руки в виде чаши, поклонился ему в ноги и сказал:

- Я - Рама! Отец взял его за обе сложенные руки, нежно привлек к себе, поцеловал и движением руки пригласил сесть на кресло, самое почетное, украшенное золотом и драгоценными камнями. Царь с наслаждением смотрел на прекрасного юношу в прекрасной одежде, с улыбкой, ласково осыпал его нежными похвалами за его скромность и доброе сердце, дал ему несколько мудрых и трогательных наставлений и увенчал их драгоценными словами:

- Сын мой! Будь покровителем всех твоих народов, как будто они были твоими кровными детьми.

Рама поклонился отцу, сел на великолепную колесницу и отправился во дворец матери. Мать уже знала все, оделась в льняную одежду, пошла в храм и молилась богам, чтоб они послали счастье ее сыну. Там уже были Сумантра, Лаксмана и очаровательная Сита, сиявшая от радости.

- Дорогая родительница! Тебе известна воля мудрого и добродетельного отца, - сказал Рама. - Осчастливь же меня и мою прекрасную супругу, Ситу, своими благожелательными словами. В них такая сила.

- Возлюбленный мой Рама, - отвечала мать, заливаясь слезами. - Да сохранится жизнь твоя долго, долго, на погибель твоих врагов, на радость наших семейств. Твои добродетели заслужили любовь твоего отца, царя Дасараты. Ты родился под счастливой звездою и бог с глазами лотоса услышал мои молитвы. Будь счастлив! Будь счастлив!

Лаксамана все это время сидел против Рамы, наклонив голову и сложив руки в виде чаши. Рама посмотрел на него с нежностью и сказал: - Друг мой! Ты - моя вторая душа; управляй вместе со мною миром; будем вместе наслаждаться вкусными плодами царской власти; к чему бы мне без тебя и жизнь, и корона!

На другой день, когда ночь сняла свою последнюю стражу, Рама встал, надел чистую, без всякого пятнышка, льняную одежду, поклонился выходящей заре и с благоговением тихо прочел молитву всем богам. Раздались песни поэтов, раздались еще более сладкие и торжественные песни браминов.

Город закипел ликующим народом; на священных бананах, на улицах, на крышах домов затрепетали знамена и флаги; певцы, комедианты, танцовщики бесчисленными толпами двигались по улицам и выражали свой восторг пением и плясками. .В это время одна служанка второй жены царя Дасараты, родственница ее, безобразная, уродливая, бросилась к своей госпоже; а госпожа ее, царица Кекейя, тогда еще была в постели. - Безумная, - крикнула ей в бешенстве служанка Мантара.

- Ты спишь и не знаешь, что делается. - Да что там делается? Ты совсем, как шальная: лицо горит, глаза как уголья. - А вот что делается: пропала ты, и сын твой пропал, и все твое потомство, весь твой род, все твое племя пропало. Беда, беда, беда!

- Да скажи же, какая беда? - А вот какая беда... ах, ты несчастная! Ах, ты слепая женщина! Все знают, а она спит: ей и горя мало! Да, вставай, весь город на ногах, пляшут, поют и гремят на всяких инструментах; а она... еще не проснулась; почивать изволить.

- Ну, так что ж наконец... - А вот тебе: ныне царь Дасарата объявляет наследником престола Раму. - Что ж? Я очень рада; я люблю его, как сына. Вот тебе мое ожерелье за приятное известие. Я люблю Раму, как своего сына. - Ожерелье я возьму и благодарю за него; но тебе-то благодарить меня не за что; ведь если царем будет Рама, то царем будет и его сын, и сын его сына, так и пойдет все дальше и дальше; а что будет твой сын? Что будут твои внуки, весь твой род? Что будет с самой тобою? Ведь ты будешь при дворе хуже служанки.

Несчастная ты женщина! Ты думаешь, что царь тебя любит. Как же, хороша любовь! Надейся на красоту свою. Вон, мать Рамы он любит, так любит; побольше, чем тебя. Увидите, что она с вами сделает; она будет вас оскорблять, унижать, как последних слуг, отнимет у вас все, пустит вас нищими бродить по славному царству благородного Рамы, а понадобится, так и со свету долой!..

Царица вскочила, побледнела, затряслась и вскрикнула:

- Это ужасно, ужасно! Что ж мне делать? - А ты одевайся скорей в самое дорогое платье, надень самые драгоценные украшения, беги к царю и делай, что знаешь; ведь Рама сейчас приедет к нему па великолепной колеснице со всеми знатными советниками, браминами, в торжественной процессии, совсем как настоящий царь.

Царица прибежала к Дасарате во всем очаровании роскоши и красоты. Дасарата с выражением полной симпатии и ласки встретил ее. Но Кекейя зарыдала, разорвала свое платье, бросилась на землю, вопила и валялась, как безумная. Дасарата в крайней жалости и смятении едва мог добиться, чего она хочет.

- Я умру, я убью себя, если ты не исполнишь моего желания. - Успокойся; я для тебя сделаю все:

ты - моя радость, ты - мое блаженство, ты - моя жизнь, ты - мое небо на земле. Кекейя, не поднимаясь с земли, рыдая все больше и больше, сказала прерывающимся голосом, как умирающая:

- Ты мудрый царь, ты честный царь; из уст твоих всегда слышались только искренние слова правды; ты никогда не осквернял их ложью и предательством; докажи же теперь это на деле.

- Докажу, - отвечал решительно Дасарата.

- Помнишь, когда ты был ранен, я обмывала у тебя раны, перевязывала их, не отходила от тебя ни на минуту, успокаивала тебя; ты обещал исполнить два моих желания... - Исполню все, все для тебя, очаровательная женщина; если б ты пожелала, я бы вырвал из груди свое сердце, чтобы отдать его тебе.

Посмотри же на меня ласково, моя Кекейя. Ведь ты знаешь, что только одного Раму я люблю больше, чем тебя. Клянусь тебе исполнить все, чего ты пожелаешь; ведь я все могу... Кекейя встала и с пылающим лицом, торжественным, исступленным голосом произнесла:

- Вы, все небесные боги, вы, солнце и месяц, все планеты, эфир, день и ночь, пространства неба, гении света, гении тьмы, духи-хранители, обитающие вне наших домов, все одушевленные существа, все создания какого бы рода ни были, будьте свидетелями этой клятвы, произнесенной правдивым царем!

- Чего ж ты хочешь, моя добрая, моя прекрасная Кекейя?

- Я хочу исполнения только двух желаний: вместо Рамы венчай на царство, как наследника, моего сына Бгарату ныне же в торжественной церемонии, к которой уже все приготовлено; а Раму пошли в леса для пустыннической жизни на девять и пять лет.

Старик Дасарата оцепенел, волосы у него встали дыбом, глаза помутились, и он без чувств повалился на землю. Очнувшись, собравшись с мыслями и скрепившись с духом, жалкий царь начал умолять свою добрую и прекрасную Кекейю, упал перед ней на колени, обнимал ее ноги и, рыдая, задыхающимся голосом, как ребенок, как раб, повторял только:

- Сжалься надо мной, царица, сжалься!

Но царица не сжалилась. Между тем Рама едет к отцу в радостном ожидании венчания на царство. Народ по улицам, из окон, с крыш домов осыпает его похвалами и приветствиями, радуется счастью его жены и матери. Вот Рама входит в покои отца и с наслаждением думает, как радостно встретит его Дасарата. Но, увидев Раму, он, убитый печалью, в глубоком смятении сердца, не поднимая глаз, сказал только:

- Рама! - и залился слезами.

Рама, изумленный, опечаленный, в тревоге спрашивал:

- Не сделал ли я какого дурного дела? Не огорчил ли отца? Не оскорбил ли неумышленно тебя, царица? Ведь, ты, как супруга моего родителя, тоже - моя мать. Скажи мне о проступке моем; прикажи, что мне делать? Объясни мне все.

Кекейя, женщина с змеиной душой, сказала ему очень ясно:

- Сохраняя клятву, мне данную, отец твой, как человек правдивый, обещал мне помазать на царство Бгарату, а тебя послать на четырнадцать лет в леса жить жизнью пустынника.

Рама укрылся в силу своей души, не изнемогая, вынес тяжесть этих слов, улыбнулся и сказал:

- Да, царь не должен изменять своему слову, и я не заставлю отца моего изменить ему; я отправлюсь в леса и буду жить жизнью пустынника. Рама сказал об этом матери. Она зашаталась и упала, как банан, подрубленный под корень.

- Если так, я брошу Дасарату; он дал обещание в безумии любви. Или ты не слушайся его, останься здесь. - Нет, дорогая мать моя, если б я остался здесь, я бы представил отца нарушителем своей клятвы, а тогда все существа в мире презирали бы его.

И ты не отвлекай меня от исполнения его повеления и не покидай бедного старика: ведь ты знаешь: муж для жены - бог. Божеству Дасараты жена не поверила; однако ж должна была покориться его воле и послушаться советов сына.

Сита была глубоко поражена и опечалена известием, которое сообщил ей Рама, но скрепила сердце и сказала:

- И я иду с тобою; без тебя мне везде - пустыня, с тобою везде - рай.

Для добродетельной женщины ни отец, ни мать, ни брат, ни сын, ни даже собственное сердце ее не может быть советником и повелителем. Голос мужа ее для нее - верховный закон.

Я иду с тобою; не отгоняй меня; не отнимай у меня этого счастья, ты - мой жизненный путь, мой повелитель, мое божество. В твоих глазах, у ног твоих я буду счастливей, нежели в этих великолепных замках, в этих пышных царских дворцах, даже - на колесницах богов. Возьми меня; я не буду тебе в тягость; мне даже хочется жить в лесах: там такая тишина, такая чудная тень, такая прелестная свежесть, столько самых разнообразных цветов, такой аромат - это не жизнь, а наслаждение; не заметишь, если б пришлось жить там тысячи лет.

Рама понимал, что значит этот голос любящей души, готовой на всякое самоотвержение и отвечал:

- Друг мой! Я знаю, что такое наши леса. Там повсюду бродят тигры, готовые растерзать человека; от них надо быть в тревоге каждую минуту. Жизнь в лесу, друг мой, ужасное дело!

Там повсюду бродят свирепые слоны, в пору бешенства готовые каждую минуту растоптать человека. Жизнь в лесу, друг мой, ужасное дело! Там - убийственный зной и убийственная стужа, голод и жажда - все это придется переносить. Жизнь в лесу- ужасное дело! Там в непроницаемых чащах кишат змеи, скорпионы и всякие ядовитые гады. Там придется переправляться через глубокие тинистые реки, в которых живут стадами огромные крокодилы - это ужасное дело!

Там придется спать на голой, мокрой земле, есть только коренья и дикие, горькие растения, да и того часто не найдешь, одеваться в шкуры зверей или в древесную кору, носить длинную спутанную бороду, пепричесанные волосы, завязывать их безобразным снопом на голове, все тело не мытое, в нечистоте, испачканное грязью, изнуренное, иссохшее... ты будешь скелетом; каково мне будет видеть в таком положении тебя, теперь такую цветущую, прекрасную, нежную, грациозную! С друг мой, жизнь в лесу - ужасное дело! Оставь меня; не ходи за мной; я буду тебя любить все равно; я только телом разлучусь с тобою; а ты будешь жить в моих мыслях, в моем сердце. Оставь меня! - Нет, лучше мне погибнуть там, нежели жить здесь, - сказала Сита, тоскуя и рыдая, убитая горем, орошая свое отчаяние жгучими каплями слез. - Ну, тогда так, - отвечал Рама, - пойдем со мной, прекрасная, благородная, удивительная, женщина.

Он стал было уговаривать Лаксмана остаться дома; но Лаксмана обхватил его ноги и ноги Ситы и, рыдая, умолял не покидать его. - Учитель мой, добродетельный друг мой, господин мой! Я был до сих пор неразлучен с тобою, я шел, когда ты шел, я останавливался, когда ты останавливался. Возьми, возьми меня с собою. Очарованный Рама слушал слова своего друга, смотрел на него и, улыбаясь, сказал:

- Ну, пойдем, пойдем страдать вместе.

После этого они вес трое раздали пышные одежды, драгоценные украшения, золотые и серебряные сосуды и другие вещи добродетельным браминам и другим лицам, услугами которых пользовались, и пошли прощаться к царю.

Царь, окруженный своими советниками, женами и всеми придворными женщинами, ожидал их в муке печали, стыда, досады на самого себя, в страшном смятении ума и терзании сердца.

Не говоря ни слова, потупив глаза, стали перед ним Рама, Сита и Лаксмана. Вот сняли они с себя богатые одежды и драгоценные украшении, стали завязывать себе снопом, по отшельнически, волосы и надевать платье из древесной коры.

От стыда, печали и замешательства Сита не знала, как надеть это нищенское платье и привязать его, чтоб оно держалось на теле. - Благородный друг мой, - сказала она Раме, - помоги мне: видишь, я еще не умею. Рама стал помогать ей. Женщины зарыдали и подняли вопль, раздирающий сердце:

- О! Позор, позор, позор! - кричали они. Царь Дасарата зашатался и упал без чувств. Рама между тем взял заступ, корзину, два колчана со стрелами и глиняный кувшин, положил их в колесницу и поехал из города в изгнание. Очнувшись, несчастный старик Дасарата закричал отчаянным голосом:

- Рама, Рама! Милый сын мой, воротись, воротись или возьми меня с собою! Но Рама слышал только голос своего сердца, не возвратился и не взял отца с собою. Они, трое изгнанников, поехали. Город был в полном смятении; все теснились на улицах, у окон, на крышах домов, на сучьях деревьев. Стоны, бессловные крики, горькие попреки, ядовитые поругания, жалобы, возгласы любви и участия сливались в подавляющий гул негодующего парода, возмущенного и изумленного неправдивостью царя.

- Поезжай скорее, - сказал Рама правителю коней. - Тише, тише! - кричал народ, - дай нам еще раз хоть одну минуту больше посмотреть на Раму.

- Остановись, остановись, - закричал царь вознице. Рама оглянулся и видит, что за ним бегут отец и мать. Возница не знал, что делать, но придержал было лошадей.

- Пошел, - крикнул ему Рама, - зачем продолжать эту муку? Когда ты вернешься, скажи царю, что ты не слыхал его слов. Пошел скорей, скорей! Они помчались. Царь все смотрел, все смотрел и, можно сказать, мыслью уничтожал пространство, их разделяющее.

Все тусклей, все темнее, погружаясь в даль, изгнанники исчезли из глаз отца и матери. Царь опять упал без чувств, как бездушный, безжизненный труп: его души, его жизни, его Рамы не было с ним. Когда привели его в чувство, он молча возвратился в свой великолепный дворец, теперь бедное, постыдное жилище печали.

А Рама, Сита и Лаксмана въехали в лес, переправились через несколько рек и при наступлении ночи остановились под ветвистыми деревьями, где земля давала для постели множество цветов и мягких растений. Рама и Лаксмана устроили постель для Сити как можно мягче, чтобы на первых порах не показалась ей слишком жестка, ей, царской дочери, жене царского сына, такой нежной, привыкшей к роскоши с самого детства. Она заснула, заснул и Рама, но Лаксмана не спал, потому что не спала его печаль. За Рамой пошли в изгнание многочисленный толпы парода; они не хотели расстаться с ним.

Было уже за полночь; все спали; Рама проснулся и говорит правителю коней: - Я должен отправляться в изгнание один и жить пустынником; пусть эти добрые люди возвращаются домой и служат моему отцу и моему брату Бгарате - да низойдет на них счастье; а ты запрягай поскорее и потихоньку лошадей, отвези пас подальше, наделай побольше запутанных следов колесами, чтобы им показалось, что мы вернулись назад в город. Увидя это, они сами туда вернутся.

Сумантра, правитель коней, так и сделал. Народ вернулся в город; а изгнанники едут все дальше и дальше, углубляясь все больше и больше в темную глубь и глушь неисходных лесов. Приезжают они к Гангу (Гангесу); деревья покрыты плодами; воздух напоен ароматом; поют соловьи; спокойно пасутся стада газелей; вдали, как знамя, над лесом колышется дым: это разложен огонь в святом жилище отшельника. В воздухе тишина; все будто слушает его молитвы, чистые, как небо, его песни, жаркие, как огонь его жертвенника, как пламень его сердца.

- Чудное место! - сказал Рама. - Вот бы где жить. Но отец и мать узнают и будут ходить сюда. Нет, дальше, дальше, чтобы и след пропал и слуху о пас не было; ведь мы изгнанники, по воле отца мы должны жить в одиночестве, жизнью печали и страдания. Увидя у берега какую-то старую, хрупкую лодку, Гама вошел в нее первый, Лаксмана на руках перенес Ситу и сел сам.

Сумантра, мудрый правитель коней, остался па берегу и смотрел, как они вышли на противоположный берег и обернулись, чтобы в последний раз взглянуть на пего, на дорогую колесницу и прекрасных, крепких, сытых, лоснящихся копей. Сумантра, почтительно, в виде чаши, сложил руки на прощанье и наклонился. Тогда печаль вошла во все сознания: со стоном заржали и заплакали лошади; с деревьев посыпались мгновенно засохшие листья и только что развернувшиеся почки, цветы повяли, воды реки, казалось, текли уныло, без плеска, без говора, животные стояли неподвижно, птицы замолкли, весь край онемел под тяжестью мрачной печали.

Когда вернулся Суматра, правитель копей, и проезжал по городу, на улицы высыпали толпы народа и осыпали его попреками, как он мог оставить Гаму и возвратиться один. Царь, увидев его, залившись слезами, начал спрашивать: “Куда отправился Гама? Что говорила Сита? Что говорил Лаксмана? Где они останавливались? Что ели? Как спали? О чем разговаривали?” И каждое слово Суматры рвало ему сердце. Город и двор его сделался уныл, как немая пустыня. Царь тосковал, не зная покоя ни одной минуты.

Раз ночью во время бессонницы, перебирая в памяти все поступки своей жизни, он кликнул свою жену, мать Гамы, и говорит:

- Знаешь ли, я отыскал причину, за что меня постигло такое несчастие, отчего помутились мои мысли и я подчинился злому наущению матери Бгараты. Зло, благородная женщина, рано или поздно принесет свой плод. Это - неизбежно. Вот что я сделал: когда я был еще молод и глуп, то очень гордился своею силой, ловкостью без промаха попадать стрелою в цель и убивать зверя, видя сто только слухом. Охота была моим величайшим наслаждением. Вот однажды настала отрадная для меня пора дождей: очаровательные облака покрывали все небо; земля, спаленная солнцем, жадно пила прохладную воду; реки выступили из берегов и затопили луга и долины; свежая зелень сверкала красотою и радостью; журавли, лебеди, павлины и золотистые кукушки кричали и носились с места на место. Я забросил за плечи два колчана, взял в руки лук и отправился к одной реке, к тому месту, куда обыкновенно приходят пить дикие буйволы, слоны и другие жильцы лесов. Настала темная-темная ночь; можно было слышать, а не видеть. Стою. Вот слышу - зажурчала вода так, как она журчит, когда слои втягивает ее в свой хобот. Я натянул лук и пустил стрелу; она, как огонь, пронизала мрак и чащу кустов, и в то же мгновение раздался пронзительный вопль и послышался плеск воды. Я бросил лук и кинулся туда. Там, свалившись с берега в воду, окровавленный, со стрелою в груди, бился молодой человек. Я ужаснулся, вытащил его на берег и стал осторожно потихоньку вынимать стрелу. Несчастный! Ему от того не было легче.

Он стонал и горько упрекал меня: “Жестокий человек, злой воин! Что я тебе сделал? За что ты убил меня? Но ты убил не меня одного; ты убил трех человек; ты убил вместе со мною моего отца и мою мать: они дряхлы, они совершенно слепы; я был для них и глазами, и ногами, и руками. Мы жили счастливо в тишине и святости пустыннического уединения; я приносил им воду, плоды, коренья и давал им в руки; я выводил их на солнце, сажал их под тень, укладывал их на мох постели, читал им святые книги, говорил, какие цветы распускаются, какие плоды зреют; души их жили во мне и через меня наслаждались жизнью. Вот теперь они меня ждут с лаской, с любовью, обращая на тропинку свои незрячие очи. Скорей, скорей вырви стрелу из моего тела; она жжет меня, как змеиный яд. Иди к моим несчастным слепцам; скажи им, что ты не нарочно убил меня; а то они проклянут тебя; а ты знаешь, проклятие, произносимое отшельником, приносит безбрежное горе. О! Как мучительна моя рана”.

В исступлении состраданья я вырвал стрелу. Кровь хлынула из раны; несчастный юноша затрепетал всем телом, простонал, тяжело вздохнул и умолк навсегда. Изнемогая от горя, с замирающим сердцем, едва держась на ногах, я зачерпнул воды в кувшин и, шатаясь, как больной, побрел к несчастным, осиротевшим старикам.

Услышан шум ветвей и шагов моих, пустынник ласково спросил: “Милое дитя мое! Что ты так замешкался? Знать, заигрался, плескаясь водою. Скучно тебе с нами, слепцами бедными. Или мы тебя чем огорчили? Коли так, то прости нас, милое дитя мое! Только не оставляй нас так долго одних: нам грустно без тебя; ведь в тебе вся наша радость, вся наша жизнь. Подойди же, я обниму тебя; дай мне почувствовать теплоту твоего дыхания, теплоту твоей груди!”

Так лепетал бедный старик, и каждое слово его, как огненная стрела, раздирала мое сердце. У меня замерло дыхание, я долго не мог выговорить ни одного слова.

“Что ж ты не говоришь ничего, не подойдешь ко мне, милое дитя мое?”

Я зарыдал и прерывающимся голосом рассказал о своем невольном злодеянии. Отец и мать, услышав, что сына их нет больше, что он умер, что он убит, несколько минут стояли, как окаменелые, без слов, без слез, без движения.

Наконец старик разразился горькими речами: “О Кшатрия, Кшатрия! Злой человек! Что ты сделал! Что ты сделал! Ты совершил злодеяние без намерения, но все же оно сделано твоею рукою. Если б ты не пришел сам и не раскаялся в нем, я бы проклял тебя и весь твой род; для семи поколений твоих предков и твоих потомков был бы закрыт вход на небо; ты и все твое родство погибло бы в ту же минуту: но ты пролил святую кровь невинного, чистого отшельника без умысла, и я прощаю тебе. Веди же нас скорей к нашему дорогому погибшему детищу!”

Я взял под руки несчастных слепцов, привел и наклонил их к трупу сына. Они в изнеможении пали на него, ощупывали его лицо, руки, грудь, ноги много раз, рыдали, горько рыдали, звали его по имени, умоляли его, как живого, чтобы он сказал им хоть словечко, припоминали, как он приносил им воду, коренья, ласкал их, читал им сладким голосом священные книги (Веды), и горевали о своей беспомощности. Излив печаль свою в слезах и жалобах, старики совершили обряд омовения и стали молиться.

Вдруг тело юноши преобразилось в светлое, небесное существо, он появился на великолепной колеснице и, обращаясь к своим родителям сказал: “В награду за мою заботливость о вас, святые души, я удостоен высшего существования, вскоре и вы будете в том же жилище. Не плачьте обо мне. И царь этот не виноват. Так суждено было, чтобы стрела его поразила меня”.

Сказав это, он скрылся в небесном пространстве. Тогда старик, обратившись ко мне, сказал: “Сын мой говорит, что ты не виноват, и я не проклинаю тебя; но слушай, вот что неизбежно: как я умру сиротою с горя о потере сына, так умрешь и ты; в последние минуты жизни ты будешь звать своего сына и не дозовешься!”

Сказав эти слова, царь Дасарата прошептал несколько раз:

- Рама! Рама! - И замолк.

“Хорошо, что он уснул, - подумала царица, - пусть уснет и печаль его”. На другой день узнали, что это был сон смерти.

Брат Рамы, Бгарата, был приглашен на престол, но, узнав, что сделала его мать, осыпал ее самыми жестокими упреками, страшно тосковал и, когда пламя погребального костра горячими языками охватило тело его отца и превратило его в пепел, он зашатался и упал без чувств под тяжестью печали; министры подняли его. Очнувшись он сказал:

- Настоящий наследник престола - Рама. Таков наш закон. Я не нарушу его. Посылайте работников расчищать и уравнивать путь, созывайте войско, я пойду отыскивать моего милого брата.

Когда все было готово, Бгарата сел на великолепную колесницу, запряженную белыми конями. Перед ним ехали министры на колесницах, блеском похожих на колесницу солнца; за ним шли сто тысяч слонов в полной сбруе, шестьдесят тысяч боевых колесниц со стрелками, сто тысяч верховых воинов. Все это ополчение пришло к реке Ганг на границу Нишадского царства.

Нишадский царь испугался:

“Верно, Бгарата хочет завоевать наше царство, или отыскать и убить Раму, чтобы спокойно сидеть на его престоле, - подумал Нишадский царь. - О! Блеск короны так обольстителен, что в одно мгновение способен потушить братскую любовь и разорвать самую крепкую сердечную связь. Я не уступлю врагу без битвы, я буду биться до тех пор, пока, покрытый ранами, истекая кровью, паду мертвым на землю”.

Но, узнав, что Бгарата идет с добрыми намерениями, царь Нишадский пригласил его в свой дворец.

- Этот дворец, - сказал он Бгарате, - принадлежит тебе, я - раб твой.

Потом стал угощать его кореньями, плодами, мясом копченым, мясом свежим и множеством других различных кушаний. На другой день он с большим количеством войска и слуг проводил Бгарату к Гангу и со всей его армией переправил его на лодках через реку. Попрощавшись, Бгарата отправился со своим войском в лес. Вот пришли они к убежищу одного великого, святейшего по своему долговременному постничеству и укрощению страстей, могущественнейшего пустынника.

Пустынник, увидя Бгарату крикнул своим ученикам:

- Скорей - корзину гостеприимства!

Принесли корзину гостеприимства, наполненную кореньями, цветами и плодами. Отшельник подал ее Бгарате с почтительностью, подал воды для умыванья и для питья и разных прохладительных напитков. Потом сказал со всевозможною вежливостию:

- Благородный царевич! Зачем же ты пришел ко мне один? Вели привести сюда всю армию; я хочу угостить всех твоих воинов; мне приятно думать, что они с удовольствием вспомнят о моем приеме! Войско пришло. Отшельник кликнул небесного строителя; строитель в тот же миг явился.

- Устрой сию минуту пир, - сказал отшельник, - пир для царевича и для всего войска; пусть притекут сюда все реки с востока и запада, да чтобы в одних была самая чистая прохладная и приятная вода, а в других вместо воды текли и крепкие и сладкие вина; чтобы весь лес осветился самым ярким блеском, с ветвей деревьев сыпались спелые и вкусные плоды; из стволов ручьями лился мед; столы были убраны самыми роскошными цветами и было мяса и сластей всякого рода без счету. Я призываю всех богов на этот пир.

И вот только он с молитвенным благоговением сложил руки, обратился к востоку и мыслью проник небо, явились боги, каждый со своим семейством; от них повеяло небесным благоуханием; а горы принесли аромат земной; небо покрылось прохладными тучами, а из туч посыпался дождь цветов. Послышались везде - в лесу, в воздухе, на небе чудные звуки. На огромном пространстве во все стороны земля сделалась ровна, как полотно; появились зеленые луга, цветники, сады, свежие, душистые лески, великолепные дворцы изящной архитектуры, убранные внутри со всею волшебною роскошью, с дорогими коврами на полах, с золотою мебелью, с драгоценными сосудами, с паланкинами, с веерами из редких перьев, блестящих, как драгоценные камни, с мягкими постелями, с плещущими фонтанами - со всем, что ласкает, нежит и приводит в сладкое упоение человеческие чувства. Потом, по слову отшельника, появились бесчисленные рои небесных женщин, самых прелестных небесных баядерок. Они ласково угощали царевича и его воинов, плясали и пели с неподражаемой грацией, невиданною и непостижимою на земле. И веселились не только люди, веселились все животные - слоны, верблюды, ослы, быки, овцы и козы, все пили и ели досыта. Птицы, разноцветные, сверкающие перьями, как алмазы, порхали, пели, пищали, щебетали.

В таком волшебном наслаждении для всего живого создания прошла ночь. Поутру боги и богини простились с отшельником и умчались на небо так лее мгновенно, как спустились с него. Простился с ним и Бгарата и отправился по его указанию отыскивать в лесу убежище Рамы.
Далее →